она теперь внизу, в угловой комнате, питалась на кухне вместе с кухаркой. На верхнюю половину не ходила, хотя иногда в свободную минутку ей очень хотелось сесть за пианино. Но делать это было нельзя. За стеной лежал Фирс Нилыч. Он уже давно не вставал с постели, и его раздражал каждый звук. Ходила за ним высокая рябая старуха, тетка Настасья.

С работы Марина вернулась голодная и усталая. На кухне пахло угаром. Марина открыла окно и села к столу. В дверях появилась Настасья. Глаза у нее были заплаканы.

— Поди, барышня, к отцу, — жалобно попросила она.

Марина пошла. Она знала, что отец скоро умрет, но не чувствовала ни страха, ни жалости. У Фирса Нилыча были две жены, и обе умерли в молодые годы. Второй раз он женился пятидесяти лет на восемнадцатилетней бедной девушке. Через год родилась Марина. В дочери Фирс Нилыч не чаял души. Она звала его дедушкой, любила сидеть у него на коленях и таскала за бороду. Смерть второй жены Фирс Нилыч воспринял как божью волю и вскоре примирился с одиночеством.

Все это ушло в прошлое и не вызывало теперь ничего, кроме грусти.

В комнате, где лежал отец, горела зеленая лампадка. Огонек мигал в спертом застоявшемся воздухе. Пахло лампадным маслом, мятой и несвежим постельным бельем. Марина в нерешительности остановилась у двери.

— Подойди, — слабо попросил Фирс Нилыч. — Спаси господи, что пришла.

Марина подошла и опустилась на низенький пуф у кровати. Старик высвободил руку и потянулся к дочери. Рука у него была холодная и сухая.

— Не встану уж больше, пришло время давать ответ господу.

Марина понимала, что должна сейчас сказать слова утешения, пожалеть отца, приободрить его, но чувствовала, что это выйдет фальшиво, и молчала. Она ловила себя на мысли, что хочет поскорее уйти из этой полутемной каморки, заставленной иконами.

— Просьбу мою последнюю исполни, а там живи как знаешь, — сказал Фирс Нилыч. Дальше он заговорил совсем невнятно: — Всю жизнь старался… Ты одна… Похорони как следует, не скупись… Заслужил, поди… Поминки побогаче. Пусть проводят. Кладбище-то недалеко.

Марина оперлась локтями о колени и уткнулась лицом в ладони. Как ни сдерживалась, а слезы просочились сквозь пальцы. Ей вдруг стало нестерпимо жаль старого отца. Она знала, как сильно он ее любит, знала, что всю свою жизнь он мечтал о ее счастье. И захотелось сказать, что она самый счастливый человек на свете, что впереди у нее целая жизнь, полная любви и радости, что за последние дни она столько увидела и узнала, сколько не могла узнать за все предыдущие годы. Может быть, она бы и сказала что-нибудь подобное, но в это время Фирс Нилыч отдышался и заговорил снова:

— Сундук твой у Авдея Василича. На свадьбу готовил, да вот не пришлось.

Он полежал с закрытыми глазами и совсем тихо попросил:

— Сходи за отцом Василием.

— Когда пойти? — со страхом спросила Марина.

— Сейчас иди.

Отец Василий в одном старом подряснике сидел в саду за дощатым столиком. Он был немного не в себе. Тяжело дышал и пил холодный квас из глиняного кувшина. Когда-то роскошные волосы его поредели и висели жирными слипшимися прядями. Смеркалось. Кусты черемухи тихо шумели. Над головой отца Василия вились и тонко пищали комары.

— Все под богом ходим, — сказал он, выслушав Марину. — Все под богом, — повторил он и пошел облачаться.

К дому Глотова они подошли уже почти в полной темноте. Все окна были ярко освещены. И Марина поняла, что отец Василий собирался слишком медленно.

3

В новом помещении Александр Иванович занял кабинет Гризона. Освобожденный от множества ненужных вещей, он сделался просторным и строгим. Остались венские стулья с плетеными сиденьями и большой письменный стол. Между широкими окнами дубовая конторка, над ней уральский пейзаж, писанный Ниной Гофман. Справа от стола часы с боем, а дальше на стене — доска с профилями проката.

Утром пришел Алексей Миронов и сообщил, что в приемной ожидает посетитель. Александр Иванович удивился. Люди заходили к председателю, не спрашивая разрешения, кричали, спорили, требовали материалов и указаний, и он, не столько знанием специалиста, сколько чутьем, решал вопросы, давал советы и указания.

— Проси! — сказал он.

Вошел Савелов. Лицо его было помятое, глаза горели мрачной решимостью.

— Садитесь, — сказал Александр Иванович.

Савелов пересек кабинет, мягко шагая по стертому паркету, и опустился на стул, спиной к свету.

— Я не разделяю ваших убеждений, господин председатель.

— Это нам известно, — спокойно ответил Александр Иванович.

— И мой приход нельзя истолковать как проявление слабости испуганного человека или тем более как выражение солидарности с вами. Надо думать, что поступки людей полностью соответствуют их характерам. И вот какие-то проявления характера и толкнули меня на этот шаг.

Александр Иванович вздохнул и полез в стол за махоркой. В столе еще не успел выветриться запах дорогих сигар, и он с минуту держал ящик открытым. В кабинет долетали глухие удары. Это в лаборатории у Мадлен работал слесарь. Александру Ивановичу хотелось пойти туда.

— А теперь к делу, — сам себе сказал Савелов. — Ваш предшественник Шарль Гризон не любил длинных докладов. Экскурсы в психологию он вообще не терпел. Инженеры докладывали ему стоя, коротко и четко, как главнокомандующему.

— Очевидно, вы разучились это делать.

У Савелова дрогнули губы.

— Не в этом дело, — сказал он, сдерживая раздражение. — Сейчас требуется давать объяснение каждому своему шагу. Это вполне естественно, когда идет такая невероятная ломка понятий и нет устойчивого порядка.

Александр Иванович так потянул в себя дым, что затрещала бумага.

— Я знаю о трудностях, которые испытывает завод, и упрямое стремление людей, не имеющих знаний, достигнуть поставленной цели не может не вызвать сочувствия. Но мною руководило не только это.

— В чем все же дело? — настороженно спросил Александр Иванович.

— На заводе остался склад дефицитных материалов. Знают об этом два человека: я и инженер Гофман, — четко доложил Савелов, словно вспомнил порядки Гризона.

Только железная выдержка помогла Александру Ивановичу удержаться от восклицания.

— На складе есть все необходимое, чтобы получить любую марку стали. А главное — там есть никель. Ваши сталевары, кажется, недооценивают этот совершенно необходимый элемент. Разумеется, при этом не исключается наличие некоторых знаний и навыков.

— Чем вы и решили любезно поделиться?

— Я бы просил не искать в моих словах то, чего в них нет. — Савелов порылся в карманах и вынул большую связку ключей. — Подъезд к складу я покажу, — и бросил связку на стол.

Александр Иванович отодвинул стул, встал и заходил по кабинету. Савелов молчал. Александр Иванович остановился у конторки и оттуда спросил:

— Почему